Городок

Фото: Кристина Макова, Чешское радио — Радио Прага Бедржих Сметана написал всего одну симфонию (цикл симфонических поэм «Моя родина» не в счет). В 1855 он по поводу свадьбы императора Франца Йосифа с Елизаветой Баварской сочинил «Триумфальную симфонию», в которой повторяются мотивы из гимна Австрийской империи. Взглянув на партитуру позже, композитор посчитал удачной только ее третью часть (scherzo), и попросил музыкантов своего и будущих поколений, чтобы они исполняли только эту часть. Мы прислушаемся к мнению композитора, и послушаем только эту часть «Триумфальной симфонии». Играет оркестр Чешской филармонии.

Сегодня мы будем слушать альбом Touch the sun («Дотронься до солнца») юной чешской певицы Дебби. Хотя сама она себя именует чешско-немецкой певицей. Дебби родилась в Германии, но мать ее чешка, и в десятилетнем возрасте девочку снова привезли в Чехию. Дебора Кал – это настоящее имя рыжеволосой исполнительницы, стала известна в Чехии два года назад, когда все радиостанции играли ее хит Touch the sun.

Дебби (Фото: официальный сайт певицы) Несмотря на то, что кое-кто обвинил авторов песни в плагиате, Дебби не тушуется и все так же уверенно поет свою песенку про друзей, которые прекрасно проводят время в солнечный денек. Как раз такие песни хочется слушать серым зимним днем.

Что еще можно рассказать о певице Дебби? Она участвовала в конкурсе «Чешско-Словацкая Суперзвезда», но не дошла до финишной прямой. Тем не менее, ее заметили нужные люди, и девушка стала петь. Песни для первого диска Дебби, кстати, пишут не самые последние люди в чешско-словацком шоубизнесе. Словацкая певица Яна Киршнер сложила для Дебби песню How can I.

Фильм «8 глав безумия» сценариста и режиссера Марты Новаковой, который снимается в Праге, Рабштейне, Крушных горах и других местах Чехии — это взгляд сквозь 20 век, не скупившийся в России и СССР на чрезвычайные общественные катаклизмы. Проводником в лабиринте этого времени является поэтесса Анна Баркова, проведшая большую часть своей жизни в лагерях и тяжелейших условиях.

Фото: Facebook фильма «8 глав безумия» Что привело Марту Новакову к теме, связанной с ГУЛАГом, с лагерными авторами и с иными мрачными реалиями?

— Знаете, это не очень серьезная история, а скорее эгоистичная, потому что летом 2001 года я была на Соловецких островах и думала: «Ну, когда я сюда опять вернусь, у меня не будет, может быть, уже никогда времени и возможностей сюда вернуться?» И я подумала, что надо что-то там снять, чтобы я могла туда вернуться. Что-то на лагерную тему. Конечно, это скорее шутка, но с тех пор у меня в голове была эта идея, эта лагерная тема.

Сначала Марта Новакова думала, что это мог бы быть жанр документального кино, докудрамы. Во время учебы будущего режиссера на филфаке по специальности «Русистика», куда Марта поступила, еще учась в FAMU (обе alma mater в Праге), у нее в руках оказалась дипломная работа Радки Бзонковой о женском лагерном творчестве.

— Мне очень понравилась первая часть, где автор описывает все эти возможности, как писать стихи, не имея бумаги, карандаша, просто в памяти. Разные мнемотические способы запоминания. А вторая часть текста была о какой-то поэтессе Анне Барковой. Текст этот был очень научный, и я сначала ничего не поняла. И потом я уже серьезно вернулась к этой теме, опять прочитала эту работу и какие-то тексты и самой Анны Барковой, и про нее.

Анна Баркова (Фото: Wikimedia Commons) — То есть вы потом уже соприкоснулись с оригиналами и читали это на русском языке?

— Да, да. Радка Бзонкова также некоторые тексты Барковой перевела на чешский, и это вышло в каком-то чешском сборнике. Я всегда говорю, что очень странно, что человек, который не понимает и, может быть, и не любит поэзию, снимает фильм про поэтессу.

— Вы себя относите к людям, не понимающим поэзию — так вы думаете про себя?

— Это я. Знаете, я просто не умею читать сборник стихов, я умею воспринимать одно или два стихотворения, но если их куча, это для меня уже слишком. Иногда я прочитывала стихотворение Ахматовой, и это меня очень тронуло, но если возьму целый сборник, это проходит мимо меня. Я не способна столько стихотворений прожить. Мне понравилaсь, нo, может быть, меня и шокировала абсурдная жизнь Барковой.

— Это меня как раз интересовало. Луначарский привлек Баркову к сотрудничеству и пророчил ей светлое будущее, предрекая, что она может стать самой большой поэтессой. Баркова работала его секретарем. Отзывался о молодой поэтессе и Мандельштам, и Брюсов. Анна Баркова однако, как мы знаем, предпочла Кремлю лагерную жизнь. Действие вашего фильма охватывает смену определенных плоскостей в ее жизни?

Фото: Чешское Телевидение — Я иногда боюсь говорить, что наш фильм — это биография Барковой, потому что, я думаю, мы придумали нашу Анну Баркову. Мы взяли эти более абсурдные части ее жизни, некоторые более «страдательные» части, и я попробовала включить их в весь XX век России, Советского Союза и в будущее, и там, конечно, есть эти значительные части ее жизни, но в каком-то другом контексте.

Название фильма взято из повести Барковой «Восемь глав безумия».

— И я так трактовала весь фильм и разделила его на восемь глав. Каждая часть – это не только часть жизни Анны Барковой. И если одна глава называется «Путешествие», это не только путешествие, например, из Москвы, Бутырской тюрьмы в лагерь. Путешествуя, Анна слышит свой внутренний голос. Это еще и духовное путешествие.

Киноглава «Начало» посвящена отнюдь не только началу творческого пути этой незаурядной личности в Иваново или позже в Кремле, но и рождению новой эпохи как таковой.

— Кончается дореволюционная, царская эпоха, начинается новая, которой вначале некоторые творческие люди радовались, думая, что будет что-то новое, но потом, конечно, они прозрели.

Анета Лангерова (Фото: Facebook фильма «8 глав безумия») — Насколько органичным вам кажется проникновение чешских актеров, с которыми вы работали, включая исполнительницу главной роли, певицу Анету Лангерову, в эту среду, о которой многие из них, может, до того и не знали, потому что это поколение довольно молодых людей?

— Может быть, вы были бы удивлены, потому что у меня очень много актеров, которые знают об этой эпохе даже по каким-то их семейным … Например, Мартин Ситта, очень хороший актер. Его дедушка девять лет был на Колыме, а бабушку его там – Мартин наполовину белорус, наполовину немец – повесили фашисты. Мои друзья, историки, там встретились с его мамой и она им передала дневники дедушки, так что Мартин про это хорошо знает.

Или Зузана Фиалова, словацкая актриса, даже мне порекомендовала книгу, она была издана на чешском: Рахманова («Студенты, любовь, ЧК и смерть»). Очень интересные дневники молодой девушки с 1916 до 1921 года. Они ровесницы с Анной Барковой, обе родились в 1901 году. Из-за того, что это такая важная тема, многие актеры помогают мне тем, что играют за смешные деньги. Потому что они знают – зарабатывать можно на сериалах, но некоторую работу просто надо делать

Фото: Facebook фильма «8 глав безумия» Марта Новакова уже изначально не хотела, чтобы образ поэтессы на экране создала актриса. Главным для нее было, чтобы этот человек обладал творческим потенциалом.

— Я даже встретилась с Дианой Арбениной, но потом мне что-то не …Одно время я думала про Земфиру, что она могла бы быть очень интересной Анной Барковой, или о русских балеринах. Но потом, когда мы узнали, что снимать с русскими актерами — не в наших возможностях, я начала искать в чешской среде. С Анетой я встретилась из-за одной песни — я хотела, чтобы она спела лагерную песню в этом фильме. Я смотрела на эту девушку, которая, может, не очень любит читать, и все книги, которые я ей принесла, она скорее пролистала, но она чувствует. Это самое главное. Мы говорим вместе с ней об этой эпохе, литературе, политике, она очень внимательно слушает и понимает.

— Вы включили в свой фильм также пседодокументальные кадры и мультипликационные фрагменты. Чем это обусловлено?

— Я хотела, чтобы каждая глава киноленты была как один короткометражный замкнутый фильм. Одна глава будет как немое кино, другая будет снята вроде псеводокументального кино.

— И одна глава как мультипликационная?

— Да, и еще в фильме протекает линия мотивов, которые работают с феноменом русского плаката, рассказывает Марта Новакова. Режиссер предполагает, что кинокартина выйдет на экраны в 2015 году.

В московском издательстве недавно вышла монография, посвященная последним годам жизни писателя-сатирика Аркадия Аверченко, который умер в Праге в 1925 году. Она рассказывает о скитаниях писателя и открывает многие неизвестные факты его жизни на чужбине. Написана книга двумя авторами – севастопольским литературоведом Викторией Миленко и пражской журналисткой Анной Хлебиной. С последней мы сегодня и побеседуем.

Виктория Миленко (Фото – из семейного архива) Начнем мы с небольшой справки о книге. Опираясь на малоизвестные данные архивов и эмигрантской прессы, авторы биографии «Аркадий Аверченко: беженские и эмигрантские годы (1918-1925)», пытаются подробно и красочно описать жизнь писателя после отъезда из России. Книга вышла приложением к 13-томному Собранию сочинений Аверченко. Сотрудничество Анны Хлебиной и Виктории Миленко, доцента кафедры русского языка и зарубежной литературы Севастопольского городского гуманитарного университета, началось в 2010 году. Тогда Виктория как раз завершала работу над биографией Аверченко для серии «ЖЗЛ» и решила попросить о помощи коллег из Праги. На ее призыв откликнулась Анна Хлебина.

«Выяснилось, что, несмотря на то, что это писатель очень интересный и незаслуженно изъятый из учебников русской литературы, в его биографии очень много белых пятен, особенно после его отъезда из России. Это были какие-то обрывки из его произведений, но кто же может ассоциировать героя произведения и самого автора? В шестидесятые годы вышла биография Аверченко, которую написал американский славист Левицкий. Он писал ее в Америке и не имел возможностей, которые имеем мы сегодня. И вот я живу в Праге, хорошо знаю этот город и имею возможность работать здесь на месте.

Анна Хлебина (Фото: Татьяна Китаева) И мне стали задавать вопросы, мне стало интересно. Так началось наше совместное творчество с Викторией, хотя в глаза мы друг друга не видели, разве что только по скайпу. Сначала мы выпустили сборник неизвестных рассказов Аверченко из эмигрантской прессы – тех, которые выходили в русских изданиях в Севастополе и Константинополе. Большинство из этих вещей никто не видел с двадцатых годов. Потом мы добрались и до чешских изданий, но здесь переводились, скорее, старые вещи автора. Вещи, написанные в эмиграции, были, по большей своей части, на злобу дня, антибольшевистские, яростные. А когда Аверченко приехал в Чехословакию, он вдруг перестал «стрелять». Он, как он сам писал, нашел здесь тихую гавань и планомерно становился европейским писателем – тихим, мирным».

— Обычно монографии пишутся скучным языком, но вы избрали совершенно другой способ повествования – живой, полный загадок, гипотез…

«Мы решили, что об этом человеке другим языком писать нельзя. Вся его жизнь – это большой приключенческий роман, поэтому и писать ее надо как пьесу, киносценарий или приключенческий роман».

Чешский МИД собирал досье на писателя

Аркадий Аверченко (Фото: Free Domain) — Вы с Викторией открыли множество новых материалов из эмигрантской жизни Аверченко. Министерство иностранных дел Чехословакии, как выяснилось, собирало досье на писателя. До тебя кто-то имел доступ к этому досье или ты первая его увидела?

«Если и не первая, то, по крайней мере, об этом не было публикаций. Я открывала папки с проржавевшими скрепками – они выглядели так, словно в них никто не заглядывал много лет. Я буквально отклеивала листочки друг от друга. Что касается министерства, то вы, Ася, с Аверченко практически коллеги. Ведь он работал в системе, которая потом превратилась в систему иновещания, к которой сейчас относится и русская редакция Радио Прага».

— Только работал Аверченко не на радио, а в печатном издании.

«В печатном издании, которое напрямую подчинялось министерству иностранных дел. Был архив газетных вырезок на выдающихся личностей и, в том числе, на Аверченко».

— А как ты узнала о существовании такого досье?

«Это как в лес по грибы идешь. Ищешь одно, заглянешь за кустик, а там другое. Многие вещи были найдены случайно, многое лежит у нас под ногами, но мы его не видим. Попались нам, например, очень интересные материалы о наследстве писателя, в архиве городского суда. Дело о наследстве до нас точно никто не публиковал. В нем лежали совершенно незаметные кассовые корешочки с пометочками».

Фото: издательство «Дмитрий Сечин» — Кстати, любопытно, что похороны Аверченко и все связанные с ними расходы оплатили из его собственных средств. Это тебя удивило?

«Удивило, обескуражило даже».

— Можно было ожидать, что если не чехословацкие власти, то хотя бы соотечественники писателя поучаствуют в расходах…

«Да, да, мы тоже этого ожидали. Потом мы решили поставить себя на место этих писателей, в их обстоятельства. И мы поняли, что Союз русских писателей в Чехословакии не имел собственных денег. Писатели, которые в него входили, получали государственные пособия, на которые еле-еле жили их семьи. То есть от них нечего было ожидать широких жестов. А Аверченко очень хорошо зарабатывал, у него были свои накопления».

В Чехии Аверченко приехал как звезда

— Интересно, что в отличие от Константинополя, где Аверченко знали лишь его соотечественники, в Праге он был известен и чешской публике. Билеты на первое его выступление в Праге раскупали чехи, и оно прошло с большим успехом. Чем объяснялась популярность Аверченко у чехов?

«Он еще до Первой мировой войны был здесь очень известным писателем. Я думаю, это был целенаправленный шаг, что его сюда пригласили как знаменитость. В Константинополе знаменитостей было пруд пруди в каждом ресторане. В Чехословакию же могли приехать только те, кто получил визу, кого пригласили. Так что это была целенаправленная рекламная акция, она предваряла его приезд».

Фото: издательство «Дмитрий Сечин» — Когда читаешь интервью, которые Аркадий Аверченко давал в чешской прессе, создается впечатление, что он действительно был очень счастлив в Чехословакии. Действительно ли в его жизни здесь все было так радужно?

«С одной стороны, он говорил довольно искренне. Его здесь любили, принимали, он вернулся к тому статусу, который у него был до революции – статусу знаменитого писателя. Что могло омрачать его жизнь? Возможно, то, что в Петербурге он бросил свои вещи, свою квартиру, библиотеку, а здесь жил в гостинице. Потом он начал болеть в это время, а болеть всегда лучше дома среди родных людей».

— Как ты относишься к идее перевезти останки Аверченко в Россию?

«В Праге закончилась биография писателя, и сам он не желал перевозки в Россию. Кроме того, если уж переходить в такие рассуждения — когда его спрашивали, что он хочет пожелать России, он говорил, что желает России быть такой, чтобы ему было не о чем писать. Давайте посмотрим и почитаем новости – я думаю, что Аверченко, глядя на современные российские реалии, возродил бы «Сатирикон» в двойном объеме. Я боюсь, что это не совсем та страна, куда он хотел бы вернуться посмертно. Не совсем та страна, которая понимает его мысли, его позицию как гражданина. С другой стороны, есть юридическая неопределенность вокруг самой могилы, поскольку она находится в частных руках, и мы не знаем, кого там сверху похоронят послезавтра. Если бы министерство культуры объявило эту часть кладбища памятной зоной — так, как это сделано с находящимися рядом военными захоронениями, если бы статус кладбища гарантировал неприкосновенность тем, кто там похоронен, было бы спокойнее. Но перевозить ради этого покойника, мне кажется, не стоит».

Фото: Free Domain — Известен ли Аверченко современному чешскому читателю? Выходили ли в последние годы его книги на чешском?

«Вышло несколько сборников. Один в 1968 году, следующий в 1998 году. То есть в течение тридцати лет был перерыв, когда Аверченко, как буржуазный писатель, не входил в число тех, кого следовало читать. Сейчас он известен, в основном, русистам, его пьесы ставятся любительскими театральными труппами. Пока он ждет лучшего будущего»,

— заключает Анна Хлебина.