Городок

Магдалена Кожена (Фото: Йиндржих Балек, Чешское радио) Основными для нашей сегодняшней музыкальной программы будут две имена: Магдалена Кожена и Йозеф Мысливечек. В испольнении, пожалуй, самой успешной чешской оперной певицы наших дней Магдалены Коженой мы услышим арии чешского композитора XVIII века, одного из лучших представителей классицизма Йозефа Мысливечека.

Группа Криштоф (Фото: ЧТК) Сегодняшняя программа посвящена победителям чешской музыкальной премии Anděl (Ангел) (скромного аналога американской Grammy). В этом году были отмечены Анета Лангерова, Войтех Дык, группы Зрни, Криштоф и Charlie Straight.

Пражская галерея «У Вифлеемской часовни» приглашает полюбоваться графическими работами Макса Швабинского, одного из самых известных чешских художников, со дня рождения которого в сентябре 2013 года исполнится 140 лет. На выставке, названной «Возвращение в рай», наряду с хорошо известными произведениями, считающимися основополагающими в графическом творчестве Макса Швабинского, представлены также работы, которые предстают взорам публики довольно редко.

Макс Швабинский Целый ряд знаменитых и серьезных критиков воспринимали творчество Макса Швабинского диаметрально противоположным образом. Некоторые его считали живым классиком, художником, который сохранил собственный характер, другие же — эклектичным и консервативным. Швабинского высоко ценили те, кто допускал широкий взгляд на возможное развитие исторических стилей, и жестко критиковали исповедники авангардных направлений в искусстве. До сегодняшнего дня восприятие творчества Макса Швабинского общественностью полно противоречий.

Говорит искусствовед Яна Орликова, которая была автором крупной ретроспективной выставки Макса Швабинского 2001-02 годов в пражском Валдштейнском манеже, а ныне открывала и выставку графических работ художника в галерее «У Вифлеемской часовни»: «Швабинский в этом отношении весьма специфическая личность. Стоит упомянуть, что часть культурной общественности, которая подвержена влиянию «модных мнений», от Швабинского «отворачивает нос». Однако когда я реализовывала выставку в Валдштейнском манеже, которая, надо подчеркнуть, имела колоссальный успех и отличалась гигантской посещаемостью, то большую радость мне доставляли молодые люди, молодые художники, которым выставленные работы страшно нравились. Они искренне удивлялись, так как это был абсолютно иной Швабинский чем тот, которого они ожидали увидеть».

Максимилиан Теодор Ян Швабинский родился в 1873 году в Кромержиже. Он был внебрачным ребенком, но семья не отказалась от него, а, наоборот, окружила любовью и заботой. Художественные способности у Макса Швабинского проявились весьма рано, уже в десятилетнем возрасте он буквально не отрывался от бумаги и холста. После окончания реального училища Швабинский в 1891 году поступил в пражскую Художественную академию — класс профессора Максимилиана Пирнера. Графике же учился у Юлия Маржака.

Девяностые годы в истории академии принадлежат к самым плодотворным в ее истории. В ее стены пришли педагоги, которые хорошо ориентировались в современном изобразительном искусстве. Но не только Художественная академия воспитывала мировоззрение молодых художников. В 90-х годах XIX века в Праге существовало большое количество художественных содружеств, а одним из прогрессивных среди них был «Манес», членом которого Швабинский стал сразу после приезда в Прагу. В 1910 году Макс Швабинский, сразу после получения профессорского титула, организовал в пражской Художественной академии специальный кабинет графики, который и вел до 1927 года. В 1918 году Макс Швабинский также вошел в число создателей Общества чешских художников-графиков Hollar.

Яна Орликова: «Меня удивило, что на данной выставке удалось собрать столь прекрасную коллекцию, «центром тяжести» которой стала графика, относящаяся к периоду главного творческого расцвета художника. Это время, когда Швабинский являлся лидирующей персоной чешского современного искусства, вплоть до 20-х лет прошлого века. Здесь представлены широкоформатные работы и целый ряд его исключительных произведений».

Среди жемчужин выставки и графический цикл «Райская соната».

— «Я бы хотела обратить внимание на два аспекта этой работы. В первую очередь, конечно, художественный. Это фантастическое собрание прекрасных ксилографий гигантского формата, что встречается не часто. А второй аспект, который я считаю еще более интересным, касается того, что Макс Швабинский всю свою жизнь только работал. Изобразительное искусство было смыслом его жизни, и он верил, что все, что проходит через него – становится священным. Цикл «Райская соната» освятил его любовь к собственной свояченице, которая привела к распаду семьи и множеству неприятностей. Но он верил, что эта любовь оправдывается искусством. Я лично думаю, что он в чем-то был прав. Дело в том, что он отважился изобразить в этих произведениях себя самого и свою возлюбленную. Это не какие-нибудь идеализированные фигуры – это действительно они оба. Чтобы опубликовать эти работы в 1921 году, когда общество было значительно более ханжеским, была необходима смелость».

Похвал заслуживает, по мнению искусствоведа Яны Орликовой, также подбор менее известных работ Макса Швабинского, представленных на выставке: «Эти работы, которые нельзя назвать шедеврами художника, относятся к более позднему периоду творчества. Они и выставляются намного реже, например, иллюстрации к поэзии Ярослава Верхлицкого. Однако выбор прекрасен. Об этом мало кто знает, но Швабинский с 30-х годов прошлого века страдал дрожанием рук. Именно поэтому он и перестал создавать гравюры, а перешел к литографии, позволяющей оправдать зыбкий характер линии, воспроизводимой с камня. Все поздние произведения Швабинского относятся именно к литографии».

К числу мало известных широкой публике произведений художника относится и работа, носящая название – «Апофеоз материнства».

«Это небольшая работа, которая редко выставляется. Этим она и интересна. Раннее произведение отражает отношение Макса Швабинского к матери. Он был внебрачным ребенком, которого воспитывали три женщины. Он безумно любил свою мать, взял ее к себе и заботился о ней до самой ее смерти. Материнство для него было священным», — заключает искусствовед Яна Орликова.

В этом году исполняется девяносто лет исключительной женщине – известной израильской писательнице Рут Бонди. Она перевела с чешского на иврит более сорока книг, в том числе в Израиле популярнейшее произведение Ярослава Гашека «Похождения бравого солдата Швейка».

Рут Бонди (Фото: Чешское Телевидение) Жизненный путь Рут Бонди не из простых. Девушка из семьи чешских евреев пережила холокост и заключение в трех нацистских лагерях. Ее главным желанием после войны было распрощаться с Европой раз и навсегда.

«Когда я возвращалась из концлагеря Берген-Бельзен, грузовик на границе с Чехией остановился и все начали петь слова чешского гимна «Где отчизна моя». И тут я поняла – нет, Европа мне больше не отчизна. Уехала в Израиль, как только стало возможным сделать это легально. Не хотелось опять сидеть за колючей проволокой», вспоминает Рут Бонди 1948-й год.

«Никогда бы не подумала, что здесь — в Израиле — буду заниматься чешской литературой и историей чешских евреев. Я приехала полна решимости начать здесь новую жизнь, стать местным журналистом. Правда, был тут один нюанс – я не говорила на иврите. Но выучила его, и главное, исходила из того, что когда человеку есть что сказать, всегда найдется кто-то, кто поможет исправить ошибки. Я хотела стать частью израильского общества», рассказывет известная писательница.

Рут Бонди говорит, что в начале люди в Израиле не понимали, что пережили заключенные в концлагерях, задавали массу вопросов, на которые было порой трудно ответить. «Меня спрашивали, что мне пришлось сделать для того, чтобы спастись, почему мы не воспротивились, почему не воевали. И тогда я себе обещала, что как только выучу язык как следует, напишу книгу, в которой все это объясню израильской публике».

Прошло двадцать пять лет, и Рут Бонди написала биографический роман об Якове Эдельштайне – еврее, который, несмотря на реальную возможность уехать вместе с семьей в тогдашнюю Палестину, предпочел остаться и помогать другим еврееям в Терезине.

«Чтобы справиться с тяжелой темой и не впасть в депрессию, я решила одновременно начать работу над переводом Швейка».

Тут же напрашивается вопрос, понимают ли израильтяне чешский юмор, чешский менталитет… «Чешский автор без чувства юмора в израильском понимании не чешский автор. Слишком серьезные произведения чешских писателей израильтянам не нужны. У них своих наболевших тем полно», говорит госпожа Бонди и добавляет, что в Израиле, наряду с Гашекем, например, очень ценится Богумил Грабал.

Популярности Йозефа Швейка не мешает даже куда более серьезное отношение израильтян к армии. «Мой внук служил в израильской армии на подводной лодке более трех лет. По вечерам они много читали – погулять или потанцевать не сходишь. Короче говоря, они все читали Швейка. Думаю, бюрократия имеет место в любой армии. Швейк бы себя здесь чувствовал комфортно», уверена Рут Бонди.